Не творец - не свободен!
"Кого считали умершим, тот долго проживёт", да? Старо.
Но старое не применимо к новому, и, наконец, когда Симадзаки Тосон говорил, что "по нынешним временам... новое - это не обязательно всегда хорошее", он не был там, где находятся творцы. Они всегда впереди, и им приходится принимать новое и перерабатывать его так, чтобы им восторгались даже тогда, когда оно станет старым.
Но да, они не могут представить, что будут на острие.
Новое может перевернуть жизнь и смерть вверх тормашками, но нам останется держать удар, творить, и создавать новый удар. Так закалятся мир этих остальных, привязанных к прошлому.
Я говорил, когда артист творит искусство, удар отзывается в сердцах так, что они загораются и они способны творить сами, и перерабатывать сами, и укладывать кирпич в свой дом.
Хах. "Изучая старое - узнаёшь новое", каким оно было когда-то. Оно было как взрыв. Взрыв всегда на грани, дакара, он никогда не устареет в своей сути. Это центр искусства, и, да, ещё не устоялось в головах, как это. И, да, нужно время.
Переживаю ли я, что умер, но возвращён после Шедевра?
Что связан?
Это в самый раз для артиста. Искусство разрывает старые грани. И раз так, ещё есть, что разорвать. Оно рождается, как бабочка из тесной куколки. Должно быть взято, и верх над Кабуто будет новым утверждением искусства.
Да, трудно. И это грань.
... Я не переношу быть недостаточно сильным для совершенного искусства. Кабуто очень верно поторопился удрать, чтобы не дать мне раскрыть этого поражения.
И будет взято.
Complited. Шаг пройден.
...
Но есть разница между совершенством искусства, совершенством творца, искусством - и совершённым. Я знаю, что взрыв может разорвать эту грань. Всегда может, и раз я вернулся, то сломаю её в сфере "совершённого".
Наконец, искусство - это совершенное. Абсолют одного краткого мига в вечности, но абсолют достигнутый и совершённый.
Я знаю, это больше, чем религия во мне, что человек совершенен как творец, и божественен, как творец, и что творение и взрыв, силы движущие - подобны взрыву. Эту великую истину для артиста я раскрыл.
***
Свобода.
О свободе... Ооноки. Оонки не может принять нового, он старый гриб и бережёт старое. Он повторил бы за Рюноске, "свобода означает, что наши действия не связаны ничем, то есть ниже нашего достоинства нести общую ответственность за что-либо, идёт ли речь о боге, морали или общественных обычаях". Ну да. Я же творец.
Но... о, да, я знаю, каким он бывает.
И я работал на него даже отступником, потому что он старый гриб и раз не может запретить мне взрывать, то хитроумия ему хватало, чтобы я взрывал то, что ему нравилось бы видеть взорванным.
Я знаю.
И он знает, что даже свободой можно управлять.
Хах. Этому старому грибу, даю руку на отрубание, смертельно не нравится, кому я дал управлять своей свободой. И, Ооноки, раз тебе это не нравится, тогда да, попробуй разорвать эту связь. Ты знаешь, она не нравится мне тоже. Считай за отзвук ответсвенности, или общественности, или морали.
Моя свобода же принадлежит искусству взрыва. Он знает, этот присваиватель (черта, которая мне не нравилось и в Акасуне), "в чём слаб, в том с другим не тягайся". В этом был чуть умнее собирателя, Орочи-но.
И знаю про тебя слова Хата Соха "выводят из себя: <...> искусства, недоступные пониманию непосявящённых". И то, что "вспылил - дело погубил".
Знаешь, Ооноки, я вижу по тебе, что ты умрёшь, но разгромишь меня, и это искусство, и всё же поймёшь в глубине души, что оно значило для тебя и что значил я для тебя в этот миг. Банзай, конечно.
Даже если ты погубишь дело, счёт будет закрыт. Это вижу.
...
к слову, а тебе бы понравилось, если бы этот змееуст был бы убит и просто так, как обычно. Был бы триумф старого естественного порядка. А наверное. Убивают и новым и старым.
Напоследок,
В этой жизни всё имеет пределы,
Нашей жизни срок отмеряет Время.
Только над Искусством время не властно,
Над страной безмолвья, над Зазеркальем.
И ты бы согласился, да?
Это Симадзаки Тосон, вновь он.
Но старое не применимо к новому, и, наконец, когда Симадзаки Тосон говорил, что "по нынешним временам... новое - это не обязательно всегда хорошее", он не был там, где находятся творцы. Они всегда впереди, и им приходится принимать новое и перерабатывать его так, чтобы им восторгались даже тогда, когда оно станет старым.
Но да, они не могут представить, что будут на острие.
Новое может перевернуть жизнь и смерть вверх тормашками, но нам останется держать удар, творить, и создавать новый удар. Так закалятся мир этих остальных, привязанных к прошлому.
Я говорил, когда артист творит искусство, удар отзывается в сердцах так, что они загораются и они способны творить сами, и перерабатывать сами, и укладывать кирпич в свой дом.
Хах. "Изучая старое - узнаёшь новое", каким оно было когда-то. Оно было как взрыв. Взрыв всегда на грани, дакара, он никогда не устареет в своей сути. Это центр искусства, и, да, ещё не устоялось в головах, как это. И, да, нужно время.
Переживаю ли я, что умер, но возвращён после Шедевра?
Что связан?
Это в самый раз для артиста. Искусство разрывает старые грани. И раз так, ещё есть, что разорвать. Оно рождается, как бабочка из тесной куколки. Должно быть взято, и верх над Кабуто будет новым утверждением искусства.
Да, трудно. И это грань.
... Я не переношу быть недостаточно сильным для совершенного искусства. Кабуто очень верно поторопился удрать, чтобы не дать мне раскрыть этого поражения.
И будет взято.
Complited. Шаг пройден.
...
Но есть разница между совершенством искусства, совершенством творца, искусством - и совершённым. Я знаю, что взрыв может разорвать эту грань. Всегда может, и раз я вернулся, то сломаю её в сфере "совершённого".
Наконец, искусство - это совершенное. Абсолют одного краткого мига в вечности, но абсолют достигнутый и совершённый.
Я знаю, это больше, чем религия во мне, что человек совершенен как творец, и божественен, как творец, и что творение и взрыв, силы движущие - подобны взрыву. Эту великую истину для артиста я раскрыл.
***
Свобода.
О свободе... Ооноки. Оонки не может принять нового, он старый гриб и бережёт старое. Он повторил бы за Рюноске, "свобода означает, что наши действия не связаны ничем, то есть ниже нашего достоинства нести общую ответственность за что-либо, идёт ли речь о боге, морали или общественных обычаях". Ну да. Я же творец.
Но... о, да, я знаю, каким он бывает.
И я работал на него даже отступником, потому что он старый гриб и раз не может запретить мне взрывать, то хитроумия ему хватало, чтобы я взрывал то, что ему нравилось бы видеть взорванным.
Я знаю.
И он знает, что даже свободой можно управлять.
Хах. Этому старому грибу, даю руку на отрубание, смертельно не нравится, кому я дал управлять своей свободой. И, Ооноки, раз тебе это не нравится, тогда да, попробуй разорвать эту связь. Ты знаешь, она не нравится мне тоже. Считай за отзвук ответсвенности, или общественности, или морали.
Моя свобода же принадлежит искусству взрыва. Он знает, этот присваиватель (черта, которая мне не нравилось и в Акасуне), "в чём слаб, в том с другим не тягайся". В этом был чуть умнее собирателя, Орочи-но.
И знаю про тебя слова Хата Соха "выводят из себя: <...> искусства, недоступные пониманию непосявящённых". И то, что "вспылил - дело погубил".
Знаешь, Ооноки, я вижу по тебе, что ты умрёшь, но разгромишь меня, и это искусство, и всё же поймёшь в глубине души, что оно значило для тебя и что значил я для тебя в этот миг. Банзай, конечно.
Даже если ты погубишь дело, счёт будет закрыт. Это вижу.
...
к слову, а тебе бы понравилось, если бы этот змееуст был бы убит и просто так, как обычно. Был бы триумф старого естественного порядка. А наверное. Убивают и новым и старым.
Напоследок,
В этой жизни всё имеет пределы,
Нашей жизни срок отмеряет Время.
Только над Искусством время не властно,
Над страной безмолвья, над Зазеркальем.
И ты бы согласился, да?
Это Симадзаки Тосон, вновь он.
Воистину, да.
Где отзвуки того искусства, от которого осталась ненайденная гниль в земле? Они в мыслях и поступках.
О чём бы мы думали, глядя на первую изморось на цветах, не возгорись когда-то чьё-то сердце новым чувством к этому?
)