читать дальшеПока мы говорили по телефону об искусстве, Дейдара заявил, что грандиознейший акт, венец творческого пути для Сасори - это город марионеток. Пустынный город, покоренный город, и в нем - одни марионетки.
Через несколько лет отсутствия Сасори - весть: Суна пуста. И занесена песком, и в ней... ясно что. Дейдара осмысливает этот Последний Жест искусства Сасори и направляется в Суну, потому что в том разговоре Сасори обмолвился, что искусство - это его творец.
"Вы... обмолвились тогда... искусство - это его творец... значит, когда я увижу последнее ваше творение, я буду видеть вас. Да... это правда... нельзя назвать артистом и творцом того, о ком с хирургической точностью нельзя говорить по произведению его искусства".
"Да, это должна... должна была быть Суна. То... с чего всё брало начало, правда? Может и то, то первое и единственное... что вам было дорого когда-то. Да, это.. Суна. И марионетки, да... правда, потому что... не потому ли, что вы законсервировали в вечности то прошлое, саму причину, Суну... вот так".
"И... если я думал, что это плохое место, что всё занесет песками... то вижу - это последняя деталь, абсолютная. Полностью отчеканившая весь смысл и суть искусства. Занесенная песками, как занесенная временем. Я не говорю о том, что это сохранится потом, подобно ... это не имеет значения, ведь правда?
Не важно, раскроют ли когда-нибудь ваш город, узнают ли о Последнем Творении Искусства Мастером. Это как история шумерского языка - вы знаете, наверное, что несколько тысяч лет на нем не говорили. До тех пор, пока не открыли египетский перевод, пока не прочли... Был ли язык эти несколько тысяч лет? Где это хранилось? Звучит ли падающее дерево, если некому его услышать?
И.. есть ли искусство, которого нет.
Возвращаясь к пескам.. ваше искусство всегда хранило печать отторженности от мира живых. Печать _вневременности_. Отстраненность, хоть бы и не порвавшую с миром до конца. Вот почему песок постепенно сомкнется над творением. Я... я думаю, нужно скорее прочувствовать это, осознать связь. Я думаю, что уловил, если не осознал.
Есть ли искусство, которого нет.. Я не могу спрашивать об этом просто так. Ведь и потому пришел сюда, что не знаю, взрывать себя последнем творении, либо нет. А это... это плохо для артиста. Это неправильно... и я знаю... знаю причину.
У меня... у меня всегда была... привязанность к вам, доно. И вот сейчас... моё человеческое тянет меня... последовать за вами.. если вас... нет.
Но. Но... я никогда не считал, что... что вам было хоть что-то нужно от меня, доно... Ни от артиста... ни, тем более, от меня... человека. Да) и какой из меня человек? Весь я сам - ради искусства, не правда ли?
Это неважно, доно...
Я считаю... единственное, что я могу сделать для вас.. как дань уважения вашему искусству... Это... продолжить дорогу творца. В знак уважения к выбранному пути. Дань уважения одного артиста другому. Да... это _дао дэ бакухатсу_.
И еще... доно, вы... знаете, вы первый, ради кого я буду творить.
Здесь очень мощная отсылка к тому разговору об искусстве, где Сасори обозвал Дейдару _артистом_, говоря о том, что тот работает ради публики, и, следовательно, не может вставать в один ряд с ним, Сасори. Дейдара же правда, признал, что его можно называть артистом, но с другой точки зрения - он, Дейдара, работает со зрителями, как с частью своего искусства, потрясая их. Дейдара не творит ради них, а зрители - лишь средство выражения его авторского мировоззрения.
Когда он говорит, что будет творить ради Сасори, это значит, что Сасори был первым, кого Дейдара принимал во внимание в русле искусства.
Когда творец мм.. творит, он в диалоге с предметом своего искусства, он выражает свое отношение к чему-то через акт искусства, и насколько более глубоко, многогранно и всеобъемлюще он воспринимает объект и может выразить это через искусство, настолько он более велик, как мастер и художник.
Вот, если угодно, ранний монолог Дейдары об искусстве: а вернее о том, может ли он неодобрительно высказаться об искусстве Сасори.
Искусство - это то, что выражает отношение к жизни мастера. Чем глубже он отражает свое восприятие, тем выше его Искусство. Если он говорит только - "вечная красота"-суть искусства, то это пшик, а не искусство.
Он тратит много времени на марионетку, и, редко беседуя с кем-либо, всё, что он может сказать - он выражает через марионетку. Он мог бы высказываться на самые разные темы - и во всем оставлять печать своего восприятия и своего творчества - но не делает этого. Он лишь выражает свой путь, так я вижу.
Как и я, наверное. Взрыв, это не то, что позволит высказаться на тему, например, общественных туалетов. Хотя... мм. а ведь есть лазейки.
Но это я отвлекся. За что я не люблю его творчества? За то что, подозреваю, иногда я вижу в нем больше, чем он туда вкладывает.
Я... я принимаю любое искусство и отстаиваю своё. Мне просто интересно искусство как таковое. Критика?
Я не могу критиковать его оружие - я могу критиковать его технику боя. Я не могу критиковать его постылые и злобные физиономии марионеток и их унылые костюмчики - я могу критиковать его трактовку сути марионеток, их формы и воплощения. Это - мой спор с мастером. А не с творениями.
Если я смогу сказать, что его искусство - не искусство, то лишь тогда, когда он перестанет вкладывать в марионеток _все_, что он имеет сказать. Либо когда он закоренится в узкоограниченном "вечная краота", не затрагивая всех пределов, до каких можно дотронуться в его понимании этих слов.
Это - Искусство. Искусство - когда горишь. Как писал Волошин:
Надо до алмазного накала
Прокалить всю толщу бытия.
Если ж дров в плавильной печи мало,
Господи, - вот плоть моя!
Прокалить всю толщу бытия.
Если ж дров в плавильной печи мало,
Господи, - вот плоть моя!
В качестве постскриптума. После той истории в Суне Дейдара и Сасори вновь встретились. Дейдара увидел кого-то очень похожего на него, чьего облика он не разобрал. Темная улица маленького города. Дейдара уже пришел к тому, чтобы совершить Последний Взрыв.
Сасори заставил его остановиться. Они уже прошли друг мимо друга. Дейдара не может быть уверен, Сасори ли это. Даже когда он чувствует - это он. Даже когда нить чакры коснулась его руки - он не может решиться обернуться.
Потому что мир Искусства жесток до крайности, требует безумных и безусловных Жертв.
Высокая смерть - вот то, что требуется от Творца.
В эпоху Ренессанса, чтобы передать страсти Христа - распинали на кресте живых натурщиков. И писали с их агонии. Я не знаю, тыкали ли копьем им в грудь, давали ли уксус и терновый венец. Но распинали.
Лоренцо Медичи перед самой смертью призвал к себе знакомых, родных и друзей, чтобы умереть, беседуя с ними о философии. Вот так было. Все - каждая деталь могла иметь значение.
Как имеет для Дейдары значение - позволит ли он себе обернуться, проявить человеческое в тот миг, когда он готов доказать Сасори, живому или нет, что он пройдет дорогу творца, окончит ее смертью, отринув человеческое и тем самым почтив _то_ искусство Сасори и самого мастера. Готов доказать. И не обернется. Иначе ему важнее человеческое, а потому - не уважит Сасори, как надобно.
Только сам Сасори может его резко выдернуть и снизить, сбить планку. Убрать знаменательность происходящего. Резко. Потому что выбор артиста жесток. Артист он и творит - ради памяти Сасори и _того_ искусства.