Странно. Как-то привык доверять некоторым людям, ожидать, что они не ждут меня и просто примут. Им от меня нужны: гарнтии того, что я по-прежнему их люблю.
А по-умолчанию нельзя?
Ок, ксо. Вы будете знать, где я. Какие у меня планы. Что я думаю.
А зачем? Мы встретимся и задушевно поговорим. Ты поймешь, что у меня все не так плохо, как могло бы быть, я тоже получу то, что получаю. Спокойное счастье. Ладно, блин. Я понимаю, одиночество и все такое. Это у меня есть кошка, а одиночество скручивает только на природе, где нет города и есть тьма. Ночь, в смысле.
Ок.
Релатив клозес дэс.

Установил скайп, так что человек сможет общаться с гадом айзеном и, соответственно, мной. iw-08721.
Ладно. Если честно, то я тебя очень люблю, окасан, это естественно.




---
был на даче доно, еще до этого сделал им работу, без которой у них был бы трындец. нормально, нэ?

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я вроде бы как закончил. Чуть не сдох, правда. Какие умные люди переносят Важные дела с одной недели под самый нос назавтра? Приходится за несколько часов решать то, над чем медитировал бы несколько дней.
Как мне это нравится * *.

Первые два пункта, Гекко - ты не пройдешь их, пока не прочувствуешь самой работы) Оценила? А теперь скажи, что такое искусство и где наука? м?
Интересно, меня специально создавали для корпения над всякими разностями "в крайний срок"?

Superflat and Otaku nationalism

читать дальшеI would like to begin today's lecture with a glance to the relationships between Murakami's superflat conceptuality and otaku culture. "Otaku" is a Japanese word indicating a new cultural group which emerged in 1970s, consisted of enthusiastic consumers fascinated by various post-war Japanese subcultures, for example, manga, anime, Sci-Fi, tokusatsu films, models, computer hacking and so on. Otaku is now thought to be one of the most important factors in any analysis of Japanese contemporary culture, not only because many artworks and industrial products that originated from otaku culture are internationally accepted, but because their mentalities are beginning to have a great influence on Japanese society. Aum Shinrikyo, the terrorist cult that scattered poison gas in Tokyo metros in 1995, is known for their eschatological dogmas deeply influenced by 1970s' and 1980s' animes and gathering a broad sympathy from otaku generation even after their terrorism.

Murakami himself belongs to the first otaku generation, which consists of those who are born around 1960 (Murakami was born in 1962), and he admits publicly that his superflat style was established based on both Japanese premodern art tradition and postmodern otaku products. Murakami's superflat conceptuality highlights an artistic quality of the otaku sensibilities. Nevertheless, the actual relationship between superflat and otaku is more complicated than an influence. To understand its entanglement, we should note the fact that otaku culture and its products have generally suffered an unjustified disregard by many intellectuals and critics these 10-15 years in Japan, while they are very often argued as a kind of sociological phenomena. Murakami's project is now changing this situation but sometimes he still faces misunderstanding. We can point out three causes in this neglect of the otaku culture. I think the understanding of those factors is essential to understand the cultural position of the superflat and the structure of Japanese postmodernity.

The first and the simplest reason is that the otaku is widely regarded as an anti-social, perverted and selfish people who stick to computers, comics, and anime imagery without any real communication or social activities. This kind of prejudice has been prevailing since 1970s, but it was most strong in early 1990s because a famous serial killer in Tokyo, Tsutomu Miyazaki, who raped 4 children and ate parts of their bodies, turned out to be a typical otaku when he was arrested in 1989. Many newspapers reported his arrest with an impressive photo taken in his small room where thousands of videotapes and comics are piled up to its ceiling, hiding almost all walls and windows. Consequently, many people, including leading journalists and politicians, began to think of otaku culture as a symbol of pathological problems in the young high-tech generation filled with sexual and violent imagery.

The second cause is that the otaku themselves have a strong collective hostility towards those who cannot or do not share their behaviors. Reading science fictions, seeing TV animes, going regularly to special shops in Akihabara, collecting subcultural gadgets and participating in the Comike market -- those activities consist a kind of community and they want it closed. Their introversive and defensive tendency can be understood as a kind of inevitable reaction against social pressures I have just mentioned, but it has actually prevented the non-otaku critics from scrutinizing and criticizing otaku works.


Murakami is not an exception. As a contemporary artist with international fame, he is regarded as outside otaku community so some writers and artists attack him furiously. These pages are written by one of the most famous and influential Japanese comic writer, Fujihiko Hosono, and published in one of the most selling magazines last autumn. Here Hosono caricaturize and critisize Murakami's project with describing a poor otaku whose genuine ideas are "exploited" by him. Considering this strong distrust towards those outside otaku community, this superflat exhibition -- at least its original version in Tokyo -- must be highly estimated because Murakami succeeded here in gathering otakus' genuine cooperation. This aspect of the exhibition would not be so important in the international art context. But I dare to emphasize it for I believe, in order to enjoy the variety of this exhibition, it is indispensable to understand that Murakami's organization is not led by a single concept as his statement seemingly suggests, but based on the complicated negotiations and politics to bridge different cultural groups. Superflat contexts are many.

The third cause of the neglect of the otaku culture is the most remarkable and interesting, but more complicated. It is connected with a socio-psychological problem of Japanese post-war identity.

Since the end of the World War 2, the Japanese have long suffered from a serious difficulty to evaluate and be proud of their cultural tradition straightforward. There are two reasons. One is political; in Japan, any affirmative attitude towards Japanese identity has been likely thought to be a political right-wing expression as the action of forgetting or liquidating Japanese military "crime" in the war. This atmosphere still exists, and this is very serious for any intellectuals or academics.

The other is more sociological; the so-called "Japanese tradition", for example the literature, fine art or the Emperor system is in fact the historically new construction after Meiji Revolution, and now Japanese society has been so deeply Europeanized and Americanized that any nostalgic return towards its traditional, original, or "pure" Japaneseness, seems a fake. You can easily find how Japanese typical landscapes actually are in contemporary films or comics, those filled with Seven-Elevens, McDonalds, Denny's, comics, computers and cellular phones...they are all of American origin.

In addition, my point here is that it is the otaku culture that reflects most clearly this mixed, hybrid, bastardized condition; that is, the paradox that we cannot find any Japaneseness without post-war American pop culture. I guess most Japanese intellectuals are feeling a strong psychoanalytical resistance towards admitting this condition.

The otaku culture in general is often claimed to be a sort of cultural successor of premodern Japanese tradition, mainly the Edo tradition. This succession is emphasized by leading otaku critics like Toshio Okada or Eiji Otsuka. According to their pretension, the consumptive structure of manga or anime is remarkably similar to that of Kabuki or Joruri in Edo era. Murakami's argument you can read in the catalogue is on the same premise. He draws a direct line from Kano Sansetsu to Yoshinori Kaneda, that is, from the 17th century paintings to 1970's anime films. This conception can be analyzed as a variation of the prevailing idea that premodernity and postmodernity is directly connected in Japan without enough modernization. You can find this cliche everywhere in Japanese postmodernism.

However, the reality is more complicated. However attractive or persuasive the similarity between Edo culture and otaku culture seems, we should not forget the simple fact that otaku culture could not have existed at all without the influence of American subcultures. Manga, anime, tokusatsu (SFX movies), SF novels, computer games, all are of American origin and imported from the US with its post-war occupation policy. The otaku culture should not be seen as a direct successor of Japanese premodernity, but as a result of the recent "domestication" of post-war American culture, which was developing just at the same time with Japanese rapid economical growth and the recovery of national self-confidence in 1950s and 1960s. In this sense, otaku culture is essentially "nationalistic" though its characteristic and expression are far from those of traditional ordinary nationalism.

You can find the most ostensible example in the TV anime film titled "Spaceship Yamato", which was broadcast in mid-70s and is still very popular. The story is typical; one spaceship with heroes saves the earth from the alien's attack. However, remarkable is that all the crewmembers are Japanese, no foreigners, and the story emphasizes their spiritual and self-sacrificing philosophy, which is no doubt the imitation of that of Japanese pre-war military. The name of the spaceship "Yamato" actually means "Japan" in poetic language and the spaceship itself is made from a salvaged Japanese navy warship sunk in the famous battle of the World War 2. The implication is clear.

The otaku culture is a sort of the collective expression of post-war Japanese nationalism, although their surroundings in reality are thoroughly invaded and traumatized by American pop culture. This paradox necessarily leads otaku artists and writers to the twisted, ambivalent, complicated and a sort of self-caricaturized expression of Japaneseness. You can find this obsessive distortion of identity just in the artworks exhibited here, for example, Bome's sculptures, Murakami's paintings or Anno's films. It may be interesting to analyze the politics of their distortion, but here I rather give you another example from outside the exhibition, a Japanese ordinary TV anime titled as "Saber Marionette J", which was broadcast several years ago. Its world reflects the structure of the twisted psychology of otaku nationalism very clearly .

The story is a mixture of Sci-Fi and love comedy. It is set in an odd planet where there exists only men and all female figures are androids without any human feelings, called "marionette". However, the story begins with an accident that the protagonist happens to encounter three marionettes with human heart. He began to live with them but later finds that they are made to be sacrificed for the resurrection of a human female. Their sacrifice is necessary because the only surviving lady has been captive in the satellite high in the space by the uncontrolled artificial intelligence. The humans on the planet planned to make the special marionettes with faked hearts to trick the computer into believing their faked heart as authentic ones and liberate the human female in exchange for three marionettes. Informed of this plan, the protagonist is forced to face the serious choice. On the one hand, there are the anime characters that are accompanying, sexually appealing and sometimes seem to have real hearts -- but in reality faked artifices. On the other hand, there is a human girl he never met, never knew, never communicated with but who has a real heart. I think this choice is nothing but the reality for many otakus and in this sense we can understand "Saber J" as a kind of allegory abstracted from the actual otaku situation. It is suggestive that the protagonist cannot choose any alternative by himself. It is by marionettes that the decision is made. Maybe this passiveness is a key to understand the otaku mentality.

Nevertheless, the most interesting in the context of today's lecture is the imaginary role of Edo culture in the program. The landscape of the future city where its story develops is designed as a simulacrum of Edo landscape like an amusement park. It seems symptomatic because, in the 1980s, at the beginning of Japanese postmodernity, the Edo era and its culture was strongly preferred by many writers, artists and critics including both postmodernists and otakus. Their preference toward the association between the 80s' postmodern society and the premodern Edo can be easily explained once you recognize the above-mentioned process of "domestication" of the post-war American culture. In the mid-80s, many Japanese were fascinated with their economical success and tried to erase or forget their traumatic memory of the defeat in the World War 2. The reevaluation of Edo culture is socially required in such an atmosphere.

This preference is not only prevailed in Japan but also supported by some foreign critical discourses. Alexandre Kojeve, a French philosopher who published the reading of Hegelian historical philosophy, is often referred to because he interpreted the Japanese Edo era as a precursor of the postmodern society after the "End of History". Roland Barthes, another French critic, also depicted Japanese tradition as a realization of postmodernism. We can add much more names to this list, for example, Wim Wenders, William Gibson, Rem Koolhaas and so on. Japan has long been represented as a mixture of premodernity and postmodernity in Western discourse over these 30 years. This kind of "Orientalism" was imported back into Japanese society in the 1980s and since then the Japanese themselves began to explain their postmodern reality based on their premodern tradition going back to the Edo era. Nevertheless, in my opinion, the deepest psychosocial element beneath this tendency is the (impossible) desire to deny the post-war American cultural influence. The postmodernity came from the U.S. although the Japanese wanted to take it back to their national tradition. The otaku culture is also originated from this desire.

In this context, you can easily see the paradoxical position of this Exhibition Superflat. Otaku culture is the result of Japanization of American pop culture. However, Murakami intends here to bring it back to its origin, that is, re-Americanize otaku culture, re-Americanize the Japanized American culture. "Superflat" is not an authentic successor of "pop" but its hybrid, mixed, fake bastard.

last revised 5/27/2001

 

После работы хочется поболтать. Непреодолимо тянет.
Это не странно, что напарник, такой напарник, как марионетка, может связаться с каменником в такой поздний час. Просто чтобы напомнить о завтрашней встрече (операции по передаче одного предмета ему в руки).
Странно, что он вытерпел разговор. Предметом его были разговоры и предметы.

Двое, когда работают или проводят время вместе, оказываются связаны. Когда они впервые сталкиваются, оказываются в положении человека, впервые вошедшего в комнату. Нужно освоиться, установить связь с предметами, дать им имя.
Иначе неминуемо возникает дискомфорт.
Если бы вы не знали, как назвать некий предмет, не знали бы, как обращаться с этим и как оно работает, вы бы исследовали его?
Я говорил примерно так, спросил об этом. Вы ответили, а мне стало бы интересно, как бы вы исследовали этот предмет, будь им я.

Тогда я подразумевал лишь то, что мы, пока работали, как-то смогли назвать друг-друга. Знаем, как обращаться друг к другу, а равно и друг с другом. И всё же... всё же я не был доволен, когда спрашивал. Ведь потребность в разговоре испытывал я, а не вы.
Вы молчите, вы почти не выказываете того, что составляет вас как sich an dich, вещь, предмет-в-себе. Я ощущаю.

Но сразу же я фыркнул. Я опроверг эту возможность, так как не вещь - я. И не назову вас предметом. Всё же.

Вы бы разобрали предмет - игрушку ребенка. Вы бы знали, как она работает, знали бы ее свойства, наконец - её имя.
А я - мог бы взорвать предмет. Но я говорю вам, что взрывать человека интереснее. И был обвинен. Но я постарался опровергнуть. Взрыв тела для меня такой же, как взрыв игрушки, но не такой же, как взрыв души.
Вы узнали, что взорвать душу можно, показав ей взрыв. Что за бездной есть еще одна грань, до которой шаг.

Бывают те люди наверное, кого можно, будто бы, разобрать по винтику, разложить по полочкам, дать имя. Взорвать, и все же будет что-то - неназванное.

[Вот что отличает человека и предмет.
Вы говорите, вы хотели бы избавиться от сердца, а я говорю, что вы бы стали предметом. Вы опровергли, и я не стал спорить.
Но свойство предмета - его управляемость. Свойство человека - управлять. Человек жив, а жизнь я вижу в союзе тела и призрака. Призрак недеятелен без тела. Тело недеятельно без призрака. Последние три пункта - аксиомы для меня, непреложные истины и догмы свыше.
Избавившись от сердца, вы лишитесь тела, а значит жизни. То, что вы сваяли себе - корпус, окажется лишь предметом и будет управляемым.

Я знаю случаи, когда призрак пребывал в предмете, но он был управляемым и был недеятельным].

Бывают такие люди, как будто бы. И все же имя останется потребностью, подобной потребности в воздухе человека, погруженного в воду. Потребность в имени, в том, чтобы раскрыть предмет и узнать его, сделать не чужим, есть у меня, работающего с вами в паре. Вот почему я разговариваю с вами.
Даже когда вы молчите, даже если я не могу поговорить, я могу прийти к вам. Я сказал, что не знаю, как бы всё обернулось, если не мог бы.
Осязание, слух, обоняние, вкус, зрение - дают призраку право на шаг по нити ариадны - но нити обратной. Вглубь лабиринта, к тому, что есть _это_ передо мной, рядом со мной, где-то со мной - вы, напарник.
А мне работать с вами до смерти. Пока один из нас не умрёт и, сообразно моим взглядам в искусстве, этим одним буду я.

Корень моих размышлений, как вы знаете, пошел от того, что я, как и вы, прекрасно могу работать без пары, без вас и мог бы рассматривать вас лишь как придаток, навязанный организацией.
Вы, как будто, иногда не знаете, что со мной делать. Мы связаны, но вам достаточно узелка на нити, связывающей вас с предметом, снабженным биркой "придаток к членству в организации "Акацуки".
Я тоже не до конца вас понимаю, но я более жив, нежели вы, стремящийся в моих глазах к некой "управляющей предметности". Предмету достаточно того, что есть другие предметы, да и те он не мог бы воспринять. [Ведь воспринимают для управления. Предмет не управляет даже собой].
Я испытываю потребность в том, чтобы пойти чуть дальше вглубь лабиринта. Разговор, пребывание с вами - мои пути. Но подобно тому, как в лабиринте остаются следы Тесея, а минотавр о нем знает, вы - узнаете меня в этом пути. В моих пребываниях и разговорах.
Вот почему мы уже знаем, как обращаться, знаем имена, но так и не знаем и, видно, никогда не узнаем истинных имен. У бездны есть ещё дно, до неё - ещё бесконечный шаг.
Никогда не раскроем того, что нельзя назвать, даже разобрав человека, даже потряся его душу взрывом.
Но все же мы живы - оба. И пока живы, будем идти.
Не предметы. Вам всегда будет потребно разбирать, мне - взрывать.

Оясуми насаи. Аригато.

P.S. кошке так же греется солнцем, как человек разговором.

Если собираюсь сделать запись в дневнике, ее нужно делать, не отвлекаясь на сообщения в дискуссиях. Забыл, о чем хотел написать (о тараканах) и потерял настроение (и о блинах).
Чертовски важные, конечно, вещи. Ай-яй, как обидно (об интернете, д&o, о Сасори доно. Ну и списком дальше. Ай-яй, какое было настроение (о кошке!), а теперь просто хорошо (о процессе рисования? О Кирши. Зубной щетке. О... нет, таким методом можно начать писать.


Хорошо. В порядке "каком придется". О Кирши (опять не будет хоть слегка доступного пониманию текста, опять отрывочно, а ведь тебе самому делается жутко думать о том, чтобы прочитать старые записи (это тоже самое, что идти на кладбище воспоминаний и оглядываться в жизнь - а кстати, то ли Д. то ли кто-то другой из моих героев имел кладбище воспоминаний. Там точно была лопата). Итак, о Кирши. Кирши, собака, нарисовал одного подрывника в униформе камня _раньше_ меня. А приступи я к краскам, и набросок был бы завершен. Нет, этот тип опередил. Правда перепутал положение полы по отношению к рукаву и таакие сделал фишки, что я думал попроситься в архив перепеси населения. Во-первых, узнать о маме и папе, которые меня сделали, а во-вторых, проверить, нет ли у меня великовозрастной девицы на выданье сестры.
Увы, я в черном списке, как справедливо напомнил  Какудзу. Что они подумают? Отступник справляется о семье? Ржать будут до тех пор, пока языки не отвалятся. Отступник хочет обратно, к мамоочке?
Не хочет. Мы не знакомы. А все Кирши.


Зубная щетка. Доно ее забыли. Интересно, его, или любимой марионетки? (22:32)

О кошке.
У нее сногсшибательные обводы капота (прости, глазастая), у нее сверхъестественное умение замереть в напряженной положении "спустя миг - галопом". У нее манеры мэра Лондона, чуткость к игре и серьезности. Шерсть - пушистый атлас (при этом короткий, узловатый, твердый как перебитый хвост).
И умение не съедать мои блины.
+ Хозяин может запереть ее в комнате и уйти в другую (кошки любят блины. Еще кусочек?), жесткосердно не вспоминая о звере и удивляясь, что это дверь потом не открывается.
Отчаявшееся призвать увлеченного тетерю-Дейдару, животное начинает скрести лапами ковер, подобно Гоголю, обнаружившему себя в гробу и расцарапавшего в бессилии крышку. Или см. фильм "Мумия". Есть кадр.
Итак, в отчаянии могучее животное задирает ковер вверх и валится с ног.
Хозяин, тыркаясь в дверь, еле-еле отводит ее вместе с ковром внутрь и, подобно, Бильбо Бэггинсу, теряя пуговицы, просачивается в темную комнату, где искрящим синим горят глаза монстра, обнаружившего негодяя-Дейдару.
Пинками хозяин закатывает коврик обратно под дверь и идет целоваться с ненаглядным Шандралисом. Шась (или, как зовут Соседи, "Шасси") тем временем сливается в дырку, пока хозяин пытался влезть туда, и несчастный хозяин все время, что ему не лень, слоняется по темной комнате ища черную кошку (раз кошка чернее - найти - можно).

Итак, хозяин может ее запереть, поэтому зверек, видя Дейдару, утаскивающего из комнаты блины, вспоминая все вышеописанное, выплевывает кусочек мяса и поперед меня (сшибая все на своем пути) мчится в комнату № 1.
Туда приходит хозяин, запирает дверь, предлагает кошке кусок блинчика и... вроде все хорошо.

Сасори-доно. О вас, {cencored by persicas}, мои благодарные потомки.. хм. прочитают ниже то, что хотел высказать по вашему поводу неблагородный (но благодарный) Я.

Дайфу, окасан, интернет. Заодно Гад Айзен. Он же asus.
Они приехали, чтобы узнать, как я содержу дом (о, я все успел убрать, не зря в Иве тренируют скорость на тот случай, если проверяющий в очередной раз пройдется по баракам узнать, достаточно ли мы быстро спрятали жертв, запачканное белье, запрещенные свитки, незапрещенные, но отбираемые бутылки со всякой дрянью и прочее, прочее) и отчего Дейдара не любит Айзена. Как только дайфу поработали с Айзеном, они тоже его не полюбили. Грозили ему чисткой памяти, переустановкой поведенческих мотивов и вообще жизненных ценностей. Заодно сшибли прогу, которую я установил. Ну-ну. А я только начал к нему привыкать. Даже вправил альт.

О блинах.
Окасан привезли блинов. При медитации и освещении они похожи на кляксу взрыва.

О тараканах.

Как-то раз, в путешествии, разбирая вещи окасан и дайфу-доно ив их палатке (что такое "командный дух", думаю, никому объяснять не надо?) я говорил сам с собой насчет всех предметов, какие мне в платку закидывали ("Положи это куда-нибудь так, чтобы не намокло.. чтобы поудобнее было. - Это что? - Библиотечка.
Кладу.
- И это тоже, а тут не было фонарика? - Еще одна библиотеска. Ищу фонарь. - Третья библиотечка.
Нет, не могу писать, но когда мне дают вентилятор к куче всего, чему место в мелочевке, я шизею. Так, на чем я?
А. Я комментировал все, что ко мне поступало. Дайфу, конечно, говорящего духа не восприняли и с тревогой сообщили мне не говорить самому с собой, дескать, иначе уже не вылечится.
Тараканы. С кем еще я мог говрить?

Итак, независимо от настроения они присутствуют везде, включая голову. О тараканах писал еще барон Кюстен - "черные, жирные и крупные как сливы насекомые ползли по моей подушке, хотя, по совету хозяина, я опустил все четыре ножки кровати в тазы. Позднее я узнал, что это - persicas!" Не точно, но вроде так.
Почему тараканы?
Потому что только тараканы живут везде, проникают везде, пища им - все. Разве что не любят мороза. Но увы, я тоже не люблю мороза, и тараканам у меня ничего не угрожает.
Наконец, они отвратительны. Та-ра-ка-ны.
Еще о тараканах. Papa Roach. На обложке мп3 диска был нарисован таракан. Персикас! обрадовались и решили, что папа роач - их дядя, поет о них, а посему они любят все, что поет он.
Ничего не могу сказать. Музыка мне параллельна. Но папу роача замечают. У дяди скоро концерт в Московии. Буду ли радовать шестилапых, не знаю. Скорее нет, чем да.

Вроде список исчерпан. Чем я только сегодня не занимался (комм.persicas!: всем, кроме полезного). Ну да.

Доно, я благодарно имел вам сообщить, что из-за этого имения имею то, что предрекал, там, где и предрекал. Аригато, болит так, что вспомнить больно.
sk.k.d.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Можно много раз наблюдать дерево и говорить - да, вот это, вишневое, - нравится, определенно лучше прочих. Или увидеть, подержать карельскую деревяху с песчаными завитками "во влажной пляжной пене" - считать, что она тебе нравится, лучше не бывает.
Но сегодня я понял, какую древесину предпочитаю - пламенный эбен. Дайфу-доно делал нож не под мою руку, вот тенгу..

- -

- этот порошковый для городского ношения.

- кстати, о ножах, вот этот монстр (хлебный, да?) обнаружился у старой Чиё. Ксо, у нас есть черный для резки баранам горла, у него такой же угол, но чтобы пилка? Успокаивает лишь толщина полоски металла - ну несерьезно.

Тенгу, конечно, но я промахнулся с этими кустами. Уже проливы выписаны, но отдаления берега нет из-за этой растительности. Ее следует сократить и взрастить, кроме того, прибавить зелени, поскольку в "2vs1" стояло начало сентября аккурат после бабьего лета.

Но как есть. Кроме того есть возможность представить Исори, Деева наставника. И Дея- лейтенанта. Вчера до половины смотрел арку Блича с филером, зато Кирой и Амагаем Щуске. Ксо, как говорится, даже я умудрился принять его как капитана. Бедный третий отряд, увы, видать "либо Гин, либо никто"? ^ V



И, пользуясь случаем. У меня было что-то вроде плохого настроения, и доно пршлось некоторое время созерцать своего младшего напарника увлеченно расписывающим расчленение их связки. Нашей, да.



В целом всё ОК, разве что расписывать нет большой охоты.
P.S.
Saso/Dei, ты говорил о Дейдаре в кимоно, он в альбоме, если не ошибаюсь, и где-то на страницах дневника был тоже.

Апрель оказался слишком весенним, чтобы я притрагивался к компьютеру?
Вроде да, хотя я точно знаю, что успел одолеть полсотни блича, проникнуться отчаяньем несчастного Киры, убедиться в том, что Гин любовно тыкает в слабые точки всего, что шевелится и в том, что у Сейрейтея такие же проблемы, как и в акацуках. Противоположности характеров в парах. Т.е. в связках капитанов и лейтенантов. Как таким простым образом в Айзене Тайчо не заподозрили главного интригана - не знаю.

И еще у меня стойкая антипатия к пейрингу А-Г. Сравнима только с И-С. (мысленно и мрачно: у этого длинные, глубоко зарытые и гнилые корни, что кроются в болезненной почве моего подсознания. Ну и пусть кроются, вроде им там хорошо).

Was neuch?
Болел, выздорваливаю. Болел оригинально, так как поехал к Сасори-доно, где наорал на маленького типа, после чего (это было до нормального потепления, а под плащом - одна тонкая рубаха, ни шарфа ни шляпы не было) we were hanging around round, round (как, может быть, говорят бриты) и сползли, наконец, в овраг.
В овраге мы а) фехтовали на коротких бамбуковых палках (Данна сочли, что навыки у меня есть, однако когда он переходит в беспорядочные махания и уколы, я признаю, очень хочу встать на крыло. Спасения нет(
б) пускали по реке палочку, гнались за ней по перекатам, загнали взглядами в круговорот, пытались вытащить, потеряли, переправились по упавшему стволу на другой берег, взлезли на осыпающиеся мусорно-заросшие склоны, нашли сосульку, заморозившую нераспустившийся бутон вербы и похожую на перчик, слезли, прошли дальше, исследовали ржавые ручьи и лед, устрашили собаку, забрались на дерево, нашли ролевиков и окончательно замерзли, наблюдая за их фехтованием, за боем дубинкой (похожа на здоровую деревянную уховертку с фольговыми концами) за инструктором, после чего вернулись, я грелся и я уехал.
Окасан подарили мороженое, раз уж я сподобился заболеть, а из лекарств за все это время я видел только одну таблетку, найденую у Сасори-доно.
И ничего, конечно.
Для примера.
Школьников оставляют дома на три недели, выписывают рулоны лекарств и при выписывании нежно спрашивают "или как, может еще денька 3-4"?
Хе.
Лечат не лекарства, а повышение уровня энергии. Чакра дэс. Иммунитет дэс. Лекарства - так, для смертельно больных.

Кстати, на меня чуть не упал громадный баобаб старушки чиё. Я в плену в ее квартире, под присмотром напарника.

Бабулю увезли в больницу на три недели, а за ее кошкой Маркизой выписали ухаживать "молодого и перспективного шиноби" Сасори. Такие пироги) Я даже научился убираться и готовить. Хотя, признаться, в чужом доме это всегда легче. Никогда нет колебаний насчет того, куда сунуть те или иные бумажки. Терзаний насчет того, найдет ли их владелец, тоже нет.
Кстати, мы (тихие и незаметные ниндзя) сломали кровать бабушки самой бабули Чиё. Этот раритет не выдерживал резких и быстрых движений, отчего и откинул ножки.
Ксооо... ну какой там тяжелый, пыльный, ветхий... основной матрас (он же днище). Да, починили, но если бы не предприимчивость кукольника, с меня бы сталось предложить Чиё-баа-сама быть поближе к Японии и спать на кровати без ножек.

Жаль, сегодня вечером я провожу окасан и уеду. Как никак я тоже квартиродержатель с кошкой, придется.

И последним пунктом,
первым, что я встретил, были иллюстрации  Saso/Dei к этой вещи, "2vs1" ) Это так же бодрит, как встреча огненного зрачка на горизонте поутру) Вот так здорово ^ V

P.S.
Наконец, вспомнил. Еще в марте видел старуху с левым глазом-бьякуганом. Без зрачка.